Межгосударство. Том 1 - Сергей Изуверов

Хартофилакс неторопливо обернулся и учтиво, нисколько не долее, сочлось бы картелем, оглядел явившегося в его второго не мёртвого ещё. Необходимо, поделывал криптотантал, пока одураченный им вёл застрявшие в горле и вообще, с хартофилаксом. Едва манекен к дому, приостановился, выждал, не станет ли слишком оглядываться, пошёл следом. Убеждал, верит в счастливо-фрустрационную звезду, не раз ругая, однако находя до времени приемлемым. Напоминало ту первую, сквозной образ всего и четыреста двадцать шестая, ещё в далёком теперь, когда силился, он убийца и ему можно сделать заказ. В дом не, сунулся в проём, озадачив даже его демиурга, ничего такого в живого не закладывал. Подождал, не видя возвращения, посмотреть ближе. При помощи врождённого хилиазмического упрямства неожиданную тягу взойти, ведо̀мый самыми низменными, соответствовали здешнему повсеместному тлену, решил посетить сам. Рассудил, хартии на мосту не может, место в строении, в крайнем карамболе подземелье, за неимением, отчего бы и не осмотреть лупанар. Вежливое в дверь, выждал надобное застегнуть бюстгальтер и пришпилить к панталонам чулки, решительно, водимый за нос корнет, вторгся. Комната одна, куда больших пространств, наружные очертания. До крайности многими предметами парадигмического быта и макабрического жизневедения. Дюжина дюжин развешенных повсеместно куканов с обглоданными умбрами, высохшими, безглазыми, на проскениях всевозможная, маскулинные ли хламиды, фемининные, рыцарское, отравителей и свинопасов, вперемежку с зюйдвестками, старинными, долкопачная эпоха, много лет, тиары, вышедшими из, несколько удилищ в дальнем, на полке с двумя фарфоровыми разъятыми кимвалами среди пыли пустовал деферент, хаотически реторты и бортхи, лишательеритовые, вутцевые, юфтевые, заболоневые и каолиновые, в пожухлые трахикарпусные, крошащиеся по краям, несколько бессистемно по будуараудитории полиптихов, двухъярусная в ракурсе, с растерзанными матрасами, перекрученными циновками и клееными перьями, без простыней и одеял, два бержера выше головы. В нѐжили тухесы обе патронессы. С изумлением на икса в ветоши, пустился в годину Христа, до адресата днесь. Торговец крыж через всю душу, лейтмотив об авантюриновом отлавировал. Да и правильно, к чему этот мост-спина дикобраза, когда здесь целых две страхолюдные, не слишком избалованные рачением. Моё почтение, милые дамы, прошу прощения за сие бесцеремонное в вашу приватность, но больно наслышан, и горю нетерпением совершить. Продолжали насиловать образом сетчатки, поспешил устранить досадный. Готлиб Нараянович Салем, автор всемирной энциклопедии моды, владелец одёжного дома Салем и сыновья Ван Зольца в Петербурге и Солькурске, куртуазчелобитье, разрешите узнать ваши? Ты как восстал из могилы? – одна из. Гонимый ветрами, битый дождями, с единственной мыслью, представиться вам. Культиген давнего года, уже отвечала, было открыла, опередила вторая. Такая учтивость делает вам честь. Отчего бы и не поболтать с вами напоследок. Вы ведь, должно быть, бывали во множестве мест, пока шли в нашу, так не расскажете ли? Малость обдумывал «напоследок», вновь за вожжи решительно-пространственной. В превеликом множестве, а до того случалось и в иных странах, плавать по морям и воздуху. Бывало там со мной и преинтересное. Многое не для дамских, правда, но кое-что порассказать могу. Фекальные массы по глиняным трубам. Провинциальный на хлипенький не отмеченный в описи вследствие вульгарной, пошёл чесать про разное, чего было и не было, и не могло. Вдохновенно, показания трезвого филида, ответ попугая на любую контроверзу. Подлости и корысти умалчивал, иной раз на мезальянсную добродетель и безмерно-калокагативную храбрость. Обмолвился и про своё сюда, упомянув, спас от натурального медицида тоскующего от любви к безответным идолам в Худых Лихо, прекратил существование микроада на грозящем присоединить к себе материкотверди, хоронил, не смотря, научное открытие, найденные в разгаданной им пятистенке неупокоенные двух рыцарей чья доблесть была выше идеалов. Складно-натужно, в духе придумываемых себе эдилов и гипокористов. Сёстрам, избалованным эпопеями, но не пересказами сенсаций внешнего-ореховой скорлупы, где было в нюансах правдоподобия. Рад был стараться, купил лесопилку. Проведал, всякое враньё, самое что ни на распоследнее, за ордалию, мёл, рипиды гуриями не по назначению, каждая захватываемая капля пота или семени – акрибия и стилобат. Где подпустить едкое, где острое, где вкрутить малость клубнички, но чтоб не до пошлости. Гиады трахоэпизодам особенно, флюидами выманивали новых, старательно реготировали, пунцовели, сами не замечая, подпихивали эпифизами через дастархан и отбивали взгляды. Вместо себя галантерейного политеса, обдумывал, кто бы могли быть, какова партия и имеют ли власть над ретивоочагом или ещё, этого лица королевской стражи. Ошармил до усов, к зависти другой жениться на любой, сыграть на псевдопохоронную фугу. Двойник-сказитель лихо завершил: «и с тех пор крылья у меня более не эскалируют», к невообразимому обеих, за дело реснотный. А что, милые мои крокодамы, может и вы поведаете мне, как вы коптите тут на солнцепёке, припольствуете ли с кем, каковы вообще заведения в вашей феномендолине? Никакая она не благословенная, нахмурилась старшая. Проклятая. Ну… ну отчего так сразу и проклятая. По виду её, по благоуханию дерев, да в первый черёд по прекрасным обитательницам, такого совершенно не заключишь. Уж нам как катахрезическим антропологам видней. Невольно заперхотил. И вы насилуете здесь ареал только вдвоём? Вы уж амнистируйте дотошность моего сопла, но поймите, я обыкновенный, глоток аэра, потомок, ещё вчера версировал разночтения, эйрена, не без перегибов, разумеется, то, чем кажется. Очень примириться с этим новым прецедентказусом, но не верить вам выше моих рабсил. Не вдвоём. С нами по соседству, при кирхе, ты должен был видеть её, коробит отовсюду, хартофилакс, наш самодовлеющий побратанец. Хартофилакс, повторил, что за странное имя. Имя как имя, ну быкуй. Необычайно сложно вникнуть в модус вашей долины, но я привыкну. Зачем привыкать? Ты разве собираешься остаться? Была бы у вас приличная гостиница без клопов, пожалуй бы, ну а так стану наездами. А почему это кажется нам таким нереальным? – в духе дорвавшейся до экспериментов вчерашней вирго, младшая. А почему бы ему и впрямь не потаскать сюда свои кости некоторое? Тишина как при чтении мемуаров. Встал, низко сибсам, без объяснения этиологии, соизволения выйти, не дожидаясь, таков. Тактика на эффекте обратного струирования. Припоминая свои полномочия и полномочия хартофилакса, вокруг избокомплекса-с-перебросом, неожиданно, номер судебного дела не по номенклатуре, узрел всехранителя, на молились сами не зная того все архиваурисы. Стоял у проёма образованного задней дома и нижней виадука, с кем-то диалектировал. А с кем тут можно ещё, в долине всего пяток, сёстры в доме, сам здесь. Простак-гиперборей Гримо. Застрял в этой затхлой тысячелетней щели? Вот ядрический простофиля. Напряг слух и услыхал простодушные живого: «мастер Готлиб», в каковых названный по наитию вперёд. Назвался, теперь со всё меньшим выдерживал неторопливое, в свой наряд осмеливаясь из под кокетливых некогда. Прижимал к груди деревянный лекиф с трёхголовым гренадёром. Мысль торговца семихвосткой по продолговатому мозгу. Окружность низа сопоставилась с на полке в сестрообители. Ты явился сюда за моей приёмной по всем документам дочерью хартией? Как бы это сказать…, а с чего это вы решили, что она, ну, совершенно ваша? – имитируя игривость. Чья же она тогда, любопытно послушать? Всего человечества, старый ты козёл, вот чья. Не справедливо. Срок жизни всякого слишком мал, мог созреть до познания хотя бы трилатерации, стало быть и всё помянутое тобой человечество, не отошло ещё в безымянный мир под камнем, незрело и читать хартию, не говоря уж о понимании, не. Да это же квинтэссенциальное фарисейство. Понятно ли тебе сказанное мной? Понятно, но не близко вот здесь, Готлиб левую руку к паху, вздёрнул резким арабеском, решив и в критических спектакль, по крайней, не выбрав ещё верного баратрии, заложить предпосылку или две. Только я знал, что ты, как всякий чурбан-приапист, оказался древнее своего создателя, станешь артачиться, а не для того я шёл сюда с другого предела земли. Предусмотрел, несколько подсуетился и вуаля, могу предложить вам обмен хартии на жизни двух уродливых дам-жаб, твоих соседок по этой замшелой как бок австралопитека. Тут, Готлибу хотелось бы в это, несколько заанемичил, хотя и не сказалось на выдубленной ультрафиолетом до его же имени мутагенеза. Думаешь мне есть дело до этих безмозглых оральных девственниц? Да хоть угони их в рабство на галеры, к слову сказать, будут неплохо и без устали одолевать брекватеры. Побледнел Готлиб, ещё надеясь на блеф. Хартофилакс, плотнее сжал цедильню и скорым, толкнув склеенным из галек плечом, к порталу в, опровергая превосходную браваду. Торговец, высоко выбрасывая вверх колени, опускаясь на носки и сжав бицепсами котелок, за. В цинкодом один за. Хартофилакс продвинулся и остановился, ища в сведеницах признаки аманатства, Готлиб занёс швейцарский с выдвинутой пирамидой и уже освоенный ранее дебют – что было сил опустил на потылицу старика. Ни ниц, краниум не разлетелся как после большого взрыва, голова едва вперёд, владелец одёжного дома тростью по старому дереву. Нет, не надо, заверещала младшая. Не тронь его, это наш гость, не тронь. Более ничего не соображал, снова воздел и опустил на то же. Качнулся поосновательнее. Разворачиваться к, абсолютное бессилье, ужас в животе и страх в голове. Из охватившего вывело рыдание младшей, сродни коллегиальной ревизионной поездке по стране всех, от Рюрика до Николая 2. Съехала, сжавшись в маленький зловонный, надрывно, обхватив, делало прелестней, старшая тоже прослезилась в угоду печали, не столь бурно, так же сидя на полу, успокаивала наследницу. Перестал испытывать ужас, лучше бы и он, начавшиеся незримые лучевой. Ламенто и причитания звенели в ушах, затворяя туда другим, перед плыло, плач самое сродни буйству элементалий, можно поставить на колени неполный взвод атеистов, одного хартофилакса с раздутой репутацией точно. Выронил покатившуюся по полу, за уши и на колени, что-то, по-видимому, грая. Готлиб не разбирал что, не о чём более, снова воздел и на темя. Сквозь лилейную тюрбана малость карминного, необычайно вдохновило. Провинциальный бил ещё и ещё, младшая не прекращала пьеты, хартофилакс, лишённый от разлива, более и более кровоточил, тампон Юстиции, всё сильнее и сильнее тиски истории. В дверном возник списанный в запас хартистов. В руках понятно – символ провинциального мозговарения, глаза неистовством, какового давно никто, кроме призрака жены. Высоко над, дальше чем за край, на котелок с меткостью лучшего клуба Святого Эндрюса. Захрипел, обмяк, вализой на бок, удар столь, пирамида до шишковидного тела, когда в горизонт, осталась, выдрав из рук живого. Не пёкся, выпустил и забыл эпизод. Взгляд на вазу, из горловины фацет. Хартофилакс и Готлиб по глею, какие бы ни были. Младшая перестала и ничтожно всхлипывала, широко раскрытыми на устроенное побоище. Живой манекен Гримо сидел на флоре и жадно, сотрясаясь от вожделения, читал. …ядрический свет не является дальнодействующей силой, а понятие тьмы, не совместимо с понятием динамической физической величины и оба они не могу распространяться быстрее скорости света в вакууме. …добро есть отношение негравитационной силы, действующей на тело к его ускорению, а зло – определяет силу притяжения другими телами и его собственную силу притяжения и потому оба они совместимы с принципом инвариантности законов природы относительно любой системы отсчёта. …уговор о равновесии есть аналог расстояния между двумя событиями в пространстве-времени и имя ему мировая функция. …достаточно малая по размерам локальная физическая система зла, находящаяся в гравитационном поле, по поведению неотличима от такой же системы добра, находящейся в ускоренной (относительно инерциальной системы отсчёта) системе отсчёта, погружённой в плоское пространство-время. …и всё тёмное, что есть в человеческом сосуде есть тензор кривизны, коий тождественно равен нулю и пространство-время является плоским, а всё светлое, что есть в человеческом сосуде может быть согласовано при помощи сравнения эталонов длины в перпендикулярном направлении к относительному движению инерциальных систем отсчёта. …намерения зла эквивалентны девиации геодезических линий связанных с кривизной пространства-времени, в то время как скорость намерений добра меньше скорости света. Северин из Антиохии руку приложи. Сатрап из Арголиды руку приложил. Вглядывался в энклитику, раз, другой, третий, губы сшевелились в фонетику, шуйцедесницы ответ на пирогены, как и закорки, и весь лофолит, облюбованное септицемией сдавшего сессионный предел студиозуса. Он, как будто, в записи что-то и не находил, думал, не понимает и искал снова. На ноги хартофилакс, пустили, так что ж. Одним выхватил, глянул на сестёр в духе мужа, подали худо разогретый с фальшивыми потрохами. Обе наклонение, перевели на Гримо, разумеется месмеризируя простодушного. Медленно поднялся, нет профита, порвавший ответственные скороходы, выбраться из тысячелетней, и здесь не рады. На не поименованной, деамбулаторнул, пришлёпал на тёплые округлые путепровода. Отринув авралы, почёсывая забитый мхом зад, взошёл, окинул в меру заинтересованным вельд, последнее, видел в юдоли, в богот, не случайно попытавшись сальто, разметав почки о воду.